Юрьев обладает одним памятником, который
захватывает воображение. Это древний Георгиевский
собор.
Это странное и удивительное, единственное
в своем роде здание. Огромная луковичная глава и ее широкий
тяжелый барабан как бы придавили и заставили раздаться в
стороны и выгнуться приземистый куб храма с грузными апсидами.
В нем удивляет удивляет серо-зеленоватый, серебристо-желтый
цвет, словно века наложили свою суровую патину на его стены.
Поражает причудливый хаос скульптур.
Стены как бы вымощены ими. Звери и чудища, святые и ангелы,
обрывки фантастических каменных гирлянд, схваченных пастями
львиных масок, и обломки тончайших узоров образуют загадочную
мозаику. Она кажется гигантским каменным ребусом, напряженной
тайной, властно приковывающей мысль. Таковы первые впечатления,
которые испытывает каждый, кто видит впервые Георгиевский
собор...
Вспомним биографию этого последнего создания
владимирских зодчих. Она символично сочетает в себе начало
и конец их великого и стремительного в своем движении творчества.
В новопостроенной Юрием Долгоруким крепости
была сооружена в 1152 году белокаменная церковь Георгия.
Судя по тому, что известные нам храмы этой поры — Георгия
во Владимире, Бориса и Глеба в Кидекше. Спаса в Переславле-Залесском
— довольно единообразны по своему типу, можно не сомневаться,
что и первоначальная церковь Георгия в Юрьеве была таким
же небольшим четырехстолпным одноглавым храмом — очень простым
и суровым по внешнему облику, может быть, имевшим притворы.
Но Георгиевский собор повторил историю
суздальского собора Мономаха. Сын Всеволода III Святослав,
став владетелем Юрьева и его края, разрушил в 1230 году
постройку деда, так как она, по словам летописи, «обветшала
и поломалася». На ее месте к 1234 году была уже построена
новая каменная церковь, которую князь украсил великолепнее
других церквей, ибо, как говорит летопись, снаружи всей
церкви были резаны из камня святые «чудны велми». Также
был украшен резным камнем Троицкий придел собора. Храм славился
своей красотой и у людей последующего, XIV столетия. Строители
первого каменного храма Москвы — Успенского собора 1326
года — взяли за образец его композиции Георгиевский собор
в Юрьеве.
Но и с этим зданием, так же как с Суздальским
собором, произошла катастрофа — в 60-х годах XV века оно
обрушилось. Для восстановления храма, сыгравшего столь важную
роль в начальной истории строительства Москвы, в Юрьев в
1471 году был послан известный московский строитель В. Д.
Ермолин. Он уже имел опыт в реставрации древних построек:
тремя годами раньше, в 1469 году, он посылался во Владимир
для обновления церквей Воздвижения на торгу и на Золотых
воротах. Ермолин «собрал изнова» Георгиевский собор и его
придел и якобы «поставил, как и прежде». Далее мы увидим,
что это было далеко не так. В последующие столетия восстановленное
Ермолиным здание не раз подвергалось новым изменениям и
обстройкам. В XVII веке над его западным притвором появилась
шатровая колокольня, которую в 1781 году сменила новая,
большая с западной стороны собора, а храм был покрыт на
четыре ската. В 1809—1827 годах его закрывают с севера и
юга новая ризница и теплый придел. Все это приносило новые
разрушения и искажения древнего памятника. Только в наше
время были снесены уродовавшие его обстройки, и мы теперь
можем видеть это интереснейшее здание целиком.
Архитектурная композиция храма.
Он очень невелик: в плане он сохранил размеры первоначальной
постройки 1152 года. К боковым фасадам примыкают притворы,
перекрытые сводом с киленидной закомарой на фасаде и с плоскими
угловыми лопатками. Западный притвор был больше и выше боковых:
он также имел второй этаж, где находилось на богослужении
княжеское семейство (как попадали сюда, пока не выяснено). В углу между северной стеной храма и восточной стеной северного
притвори был небольшой храмик — Троицкий придел, усыпальница
юрьевских князей. Здесь на северной наружной стене храма
теперь виден аркосолий, где в 1252 году погребли строителя
здания — князя Святослава, а в восточной стене притвора
есть заложенная дверь, вводившая из притвора в княжескую
гробницу». Как показали раскопки, усыпальница была маленькой
одноапсидной часовней с крошечным (1,80x3,50 м) внутренним
помещением. Таким образом, композиция здания в целом была
асимметричной.
Фасады собора членятся, как обычно, пилястрами
на три доли и по горизонтали — аркатурно-колончатым поясом,
частично уцелевшим при катастрофе X V века. Пояс шел и по
верху апсид, расчлененных полу колонками. Над поясом следует
представить верхнюю часть фасадов, завершенных килевидными
закомарами. В обоих ярусах помещались высокие окна. Строго
над центром основного куба храма возвышалась глава, гордо
поднятая на особом постаменте (эта нагрузка и вызвала крушение
сводов храма в XV веке). Таким образом, пропорции первоначального
здания обладали большой стройностью, динамизмом и живописностью.
Тяжеловесность и массивность существующей постройки результат
ее восстановления Ермолиным.
Интерьер собора столь же необычен. При
своей небольшой площади храм очень просторен. Его квадратные
без закрестий столбы расставлены широко, стены не имеют
лопаток. Ощущение расчлененности пространства исчезает,
оно приобретает почти «зальный» характер. Это впечатление
усиливается отсутствием хор. В западной стене храма сохранился
арочный проем, выходивший во второй этаж притвора; его помещение
и заменяло хоры для княжеской семьи. С пространством храма
сливались помещение алтаря, отделенное невысокой алтарной
преградой с резным деисусом, и открытые притворы, увеличивающие
его площадь. Их низкие помещения контрастируют со свободой
и высотой самого храма. Восстанавливая собор, Ермолин сделал
под барабаном главы ступенчато повышенные подпружные арки;
подобная система, связанная с ярусным верхом здания, была
известна русскому зодчеству уже в начале XIII века, и, возможно,
что Ермолин повторил здесь первоначальную конструкцию. Она
усиливала центричность, высоту и свободу интерьера. В восточной
стене северного притвора уцелел собранный Ермолиным белокаменный
портал входа в усыпальницу. Его сочный профиль поражает
своим почти готическим характером. Два яруса высоких окон
заливали храм обильным светом, он был лишен сумрачности
и строгости.
Святыней этого храма является чудотворный крест, высеченный из камня великим князем Святославом, мощи которого находятся недалеко отсюда, в действующей Покровской церкви. К этому кресту постоянно приходят и прикладываются люди в надежде на чудо.
Уже при первом взгляде на его стены мы
легко определим границу их разрушения в XV веке и достройки
Ермолиным: здание разрушилось как бы по диагональной наклонной
плоскости
от верхнего северо-западного угла к нижней юго-восточной
части. Лучше всего сохранились северная стена (где уцелел
даже аркатурно-колончатый пояс) и примыкающая к ней часть
западной стены, западный же притвор, как мы уже знаем, потерял
верхний этаж. От южной стены уцелели лишь небольшие участки,
связанные с притвором, а ближе к углам, как и у алтарных
апсид,— лишь старый цоколь. Выше очерченной линии стены
были переложены Ермолиным. К его чести нужно сказать, что
он бережно отнесся к резным камням. Он мог бы стесать их
— ведь монументальный резной убор храмов ушел в далекое
от XV века прошлое. Но красота древней резьбы пленила Ермолина.
Он со вниманием пересматривал камни и где улавливал их связь
— ставил их рядом. Так он сложил вместе два камня с изображением
Троицы в западном делении южного фасада, собрал здесь же
несколько камней с гирляндой с львиными и человеческими
«личинами», поставил в ряд под карнизом западной стены несколько
фигур святых из колончатого пояса и т. д. Но, конечно, собрать
их «как прежде», то есть в первоначальном порядке, он не
мог — никаких чертежей или изображений древнего здания не
было, а многие резные камни раскололись и были пущены как
материал в кладку. Поэтому Ермолин мог лишь «облицевать»
фасады резными камнями, расположив их в полном беспорядке
и превратив собор в своего рода каменную загадку.
По сохранившимся частям стен собора, и
в особенности главного северного фасада, можно составить
представление о первоначальной системе резного убранства
храма. Вся поверхность фасадов покрыта резьбой. Она оплетает
своим узором не только плоскости стен, но и все архитектурные
детали. Резьба как бы «обтягивает» архитектурные детали,
так что они порой теряют свою конструктивную четкость. Так,
капители порталов превращаются как бы в высеченный из целого
камня фигурный блок, сплошь покрытый растительным орнаментом.
Капители пилястр также отходят от изящной формы капителей
XII века, их плоские фасы украшены великолепно вырезанными
ликами дев, воинов, а иногда и диковинными животными, например,
слонами. Пышность
и обилие резьбы усиливают ощущение торжественной неподвижности
и тяжести здания, его драгоценной материальности. Видимо,
это чувствовали и подчеркнули и строители собора. Его цокольный
профиль, в отличие от профилей XII века, приобретает напряженное
очертание, его элементы сильнее выступают вперед, как бы
выдавленные грузом отягченной пышным убором стены. Присмотримся,
однако, ближе к самой резьбе. Существенным техническим и
художественным новшеством декоративной системы Георгиевского
собора является соединение отдельных изображений и фигур,
выполненных в высоком рельефе, с тончайшим ковровым орнаментом,
обтягивающим и свободные плоскости стен, и фон вокруг горельефов.
О характере этой системы позволяют судить фасады северного
и южного притворов Георгиевского собора, где резные камни,
исполненные в высоком рельефе, сочетаются с побегами плоскостного
растительного орнамента. Та же система сочетания коврового
узора с горельефными фигурами святых, зверей и чудищ и на
втором ярусе фасадов.
.
Это сочетание двух манер резьбы на больших
плоскостях фасадов было технически весьма сложным. Сначала
они украшались горельефными изображениями, которые вытесывались
на отдельных камнях на строительной площадке и затем вводились
в кладку стены. Рельефы выступали на гладкой и плоскости
стены. Затем начиналась резьба коврового узора, которая
велась по уже готовой стене, переходя на ее архитектурные
детали и оплетая горельефные скульптуры. Эта работа требовала
от резчиков безупречной точности глаза и руки, безошибочного
движения резца, так как малейшая погрешность была бы непоправимой.
Тончайший узор наносился сперва одним прочерченным контуром.Сочетание
этих двух систем резной декорации требовало предварительного
детального и точного ее проекта, который заранее учитывал
размещение резных камней, чтобы связанный с ними узор мог
нормально развертывать свои элементы при подходе к горельефам.
Чтобы
оценить всю техническую сложность и художественное мастерство
орнаментального убора Георгиевского собора, следует рассмотреть
его северный, лучше сохранившийся фасад. Он был главной
лицевой стороной здания, обращенной к городской площади.
Поэтому над северным порталом было помещено изображение
св. Георгия, которому был посвящен храм. Над зоной коврового
узора идет аркатурно-колончатый пояс. На нем сказалось сильное
влияние деревянной архитектуры. Его цилиндрические колонки
коренасты (при вышине 67 см их толщина равна 14 см) и еще
больше напоминают точеные резные деревянные балясины.
Георгиевский собор был лебединой песней владимиро-суздальского искусства. Через четыре года после его завершения его убранства на Русь обрушились полчища монголов...
|